Марта Брил Олкотт -
Марказий Осиёда демократия муаммоси (рус.)
ПРОБЛЕМА ДЕМОКРАТИИ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
(Доклад на региональном семинаре по Центральной Азии: Сотрудничество в Центральной Азии после свержения режима талибов. 26-31 мая 2002 г., г. Стамбул)
Доктор Марта Брилл Олкотт
Фонда Карнеги за международный мир
Вашингтон
После террористических нападений 11 сентября 2001 г. и зарождения сотрудничества в области безопасности между США и рядом государств Центральной Азии, выдвигалось немало предположений относительно того, как все это может повлиять на перспективы демократических реформ во всех пяти республиках.
На самом деле, у этой проблемы имеется два отдельных аспекта: не ослабнет ли рвение, с которым США и другие страны Запада требовали от государств этого региона соблюдения демократических норм, а, во-вторых, остаются ли эти демократические нормы по-прежнему для них актуальными.
Автор настоящего доклада может только предполагать, что на первый вопрос последует положительный ответ, но сейчас речь идет не об этом. Ответ на второй вопрос также будет положительным, и он останется неизменным независимо от того, оказывается ли на государства данного региона давление в пользу строительства институтов политической демократии.
Отсюда напрашивается вопрос о том, какие демократические или представительные политические институты в наибольшей степени отвечают культурным и историческим особенностям этих пяти стран, о чем подробнее будет сказано ниже. В то же время автор категорически отвергает зачастую выдвигаемое утверждение о том, будто бы население Центральной Азии до известной степени не приспособлено к жизни в демократическом обществе в силу своей истории и культуры.
На самом деле справедливым является обратное. Сегодняшний уровень политической стабильности - или его видимость - долго не продержится, если стоящие у власти в регионе не осознают необходимости создания в своих обществах предохранительных клапанов путем формирования политических институтов на национальном или местном уровне, которые дали бы рядовым гражданам возможность стать своего рода пайщиками политической системы.
Это тем более необходимо, учитывая, что экономические реформы по-разному отразились на положении различных слоев общества: они оставили за собой значительно больше людей, лишенных экономической опоры, чем тех, кто ощущает, что реформы принесли им растущие возможности.
Еще задолго до террористических актов 11 сентября все руководители центральноазиатских государств ставили на первое место обеспечение стабильности, а не демократизацию или политическую реформу. Всем этим странам еще весьма далеко до свободных и справедливых президентских выборов, хотя, за исключением Ниязова в Туркменистане, все их руководители прошли через "состязательные" выборы.
На сегодняшний день опасность состоит в том, что люди извлекут ложные уроки из эпизода правления талибов, и будут считать его неким показателем того, к чему может привести народовластие в этой части земного шара.
В последнее десятилетие значительная часть доводов, выдвигавшихся лидерами центральноазиатских республик против политической либерализации, касалась опасности религиозного подъема в регионе и роста влияния радикальных исламских группировок.
В Узбекистане эти страхи восходят ко времени развязанной таджиками в начале 1990-х годов гражданской войны, и они все усиливались по мере ухудшения ситуации в Афганистане, который был источником мятежных настроений, оружия и наркотиков еще до захвата талибами власти в стране, который позволил движению Аль-Каида превратиться в рассадник международного терроризма. Беспорядки в Афганистане усложняли процесс государственного строительства во всей Центральной Азии.
В целом, в наибольшей степени события в Афганистане сказались на внутренней и внешней политике Узбекистана, что особенно проявилось после взрывов в феврале 1999 г. в Ташкенте. Узбекское правительство было полно решимости не допустить самовольного вторжения в их страну боевиков ИДУ. И оно понимало, что подготовка, получаемая ими в Афганистане, изменяла характер исламской угрозы, с которой ему приходилось иметь дело.
Это еще больше утвердило узбекское правительство в решимости четко обозначить и защищать свои национальные границы (которые в отдельных районах, населенных таджиками и кыргызами, минировались). Казахи и кыргызы также улучшили защиту своих границ (хотя и не минировали их).
Далеко не все страхи узбеков были воображаемыми. Угроза со стороны Джумы Намангани и руководимого им ИДУ была весьма реальной, хотя, вполне возможно, и преувеличенной, так как многие были уверены, что февральские взрывы 1999 г. не могли произойти без тайного пособничества лиц, близких к самому Каримову. Прошел слух, будто бы Намангани был убит в Афганистане, и ряды ИДУ хотя бы частично поредели.
После проведенных возглавленной США коалицией военных акций в Афганистане режим Каримова в принципе согласился поддержать демократические реформы в рамках общего стратегического партнерства. В ответ США решили "с самым серьезным вниманием относиться к любым проявлениям внешней угрозы безопасности и территориальной целостности республики Узбекистан и пообещали ей "активное военное и военно-техническое сотрудничество". Со своей стороны узбекское правительство надавало множество обещаний в политической области. В области политических взаимоотношений "Узбекистан подтвердил свою решимость на дальнейшее углубление демократической трансформации общества в политическом и экономическом плане". Соединенные Штаты согласились предоставить правительству Узбекистана помощь "в осуществлении демократических реформ в таких важнейших областях, как построение сильного и открытого гражданского общества, установление подлинной многопартийной системы и обеспечение независимости средств массовой информации, укрепление негосударственного сектора и улучшение судебной системы". По линии сотрудничества в правовой области узбеки признали "необходимость построения в Узбекистане правового и демократического общества" и согласились "улучшить процесс принятия законов, создать основанную на праве систему управления, идти дальше по пути реформы судебной системы и повысить правовую культуру" (1).
Узбекское правительство раздало множество обещаний на будущее, включая выборы в 2004 г. двухпалатного законодательного органа. Однако президент страны все же при помощи референдума продлил срок своего пребывания у власти до 2007 г. Правительство пообещало уничтожить официальную цензуру печати, зарегистрировало, по крайней мере, одну ранее запрещенную группу правозащитников и сделало еще несколько небольших символических шагов для того, чтобы продемонстрировать свою приверженность утверждению верховенства закона. В числе последних было предание суду чиновников правоохранительных органов за использование силы при допросе лиц, обвинявшихся в религиозном экстремизме.
В то же время политика узбекского правительства в отношении религии остается в основном неизменной, и оно продолжает вести себя подобно своим советским предшественникам, считая, что сможет затушить огонь религиозного брожения путем государственного регулирования отправления религиозного культа. Этим оно только загнало экстремистские группы в подполье. А сегодняшняя демографическая и социальная ситуация таит немалые резервы пополнения их рядов.
Перед ташкентским правительством стоит задача дать образование и работу новому поколению узбеков, интегрировав его в общество. Почти 40% населения моложе 14 лет, а в условии незначительного продвижения страны по пути реформ эта задача - по-прежнему на плечах правительства, так как частный сектор, на поддержку которого можно рассчитывать, весьма мал. Сегодняшние молодые узбеки в целом беднее и слабее здоровьем, чем в прошлом их родители. Будучи к тому же и менее образованными, они намного больше знают об Исламе и куда лучше интегрированы во всемирное исламское сообщество. И подобное положение типично для всего региона за исключением Туркменистана, где нет недостатка в нищете, но где возрождение ислама протекало в более традиционных рамках.
Жизнеспособности боевых исламских группировок, расплодившихся в Узбекистане и по всей Центральной Азии, в значительной мере способствовали доходы от растущей центрально-азиатской торговли наркотиками, источники которой пополнились за счет нынешнего урожая мака в Афганистане. Самая крупная из них - религиозно-экстремистская организация "Хизбут-Тахрир" - призывает правоверных объединиться и вернуть ислам к первозданной чистоте путем создания нового Халифата. Она повсеместно запрещена, кроме Туркменистана, где также представлена незначительно. После массовых арестов последователи этого движения ушли в подполье в Узбекистане, но число их растет в приграничных районах Казахстана и Кыргызстана - в особенности среди безработной молодежи, которой платят за распространение религиозных трактатов движения. Эти люди полны решимости вернуться в Узбекистан при первой представившейся возможности.
Во всем регионе группы, подобные "Хизбут-Тахрир", пользуются неспособностью его стран создать настоящие светские институты, которые могли бы стать руслом для деятельности оппозиции. Наиболее крайним случаем является Туркменистан, власти которого целенаправленно лепили модель политического и экономического развития, которая, как утверждалось, соответствует национальным и культурным особенностям и в основном направлена на создание гражданской религии или культа личности первого и единственного президента страны.
Однако, повсеместно в регионе неудачи государственного строительства создают угрозу национальной безопасности в будущем. В отличие от ситуации несколькими годами ранее, когда в качестве исходной причины можно было ссылаться на обстановку в Афганистане, сегодняшний кризис процесса государственного строительства - в значительной мере порождение решений, которые принимались в самих столицах этих государств. Со стороны правительств стран региона было бы огромной ошибкой надеяться на то, что растущее военное присутствие США оградит их от последствий собственных решений.
Связанный с обретением независимости период "медового месяца" подходит к концу, и, в сравнительном отношении для этих мест это все же был медовый месяц. Несмотря на войну в Таджикистане, на протяжении последнего десятилетия положение в Центральной Азии было намного более мирным, чем первоначально предполагалось. Однако, по мере старения региональных лидеров и роста их усталости, не может не нарастать отчаяние подвластного им и находящегося в политической изоляции населения, которое в некоторых случаях еще и все больше нищает.
Какое бы разочарование ни вызывали у поборников построения демократии некоторые из изменений, происходящих в России или на Украине, ситуация там, по сравнению с тем, что имеет место в Центральной Азии, весьма позитивна. Правительства таких государств, как Казахстан и Кыргызстан, которые поначалу хоть в ограниченной степени поддерживали идеалы демократических реформ, сейчас резко ограничивают свободу действий своих граждан и лишают группы политической оппозиции возможности играть хоть какую-то роль в обществе. В результате все больше людей теряет надежду перед лицом роста социально-экономического неравенства, отличающего сегодня эти общества, а также уменьшения возможности законного выражения своего разочарования в рамках существующей политической системы.
В последние месяцы в нескольких странах Центральной Азии мы наблюдали признаки брожения как со стороны элиты, так и масс. Наиболее примечательна ситуация в Туркменистане. Пока Ниязов остается у власти, у Туркменистана нет надежды даже на символические изменения, что ведет к мобилизации туркменской элиты. Подобно Сталину, Ниязов опасается измены со стороны своего правительства и регулярно тасует государственных чиновников. Более того, на отстраненного от должности обрушивается вся жестокость президентской власти.
В качестве примера можно привести кампанию против бывшего руководителя ниязовских органов безопасности Мухаммеда Назарова. Он был уволен в марте 2002 г., а в мае 2002 г. ему было предъявлены обвинения в "предумышленном убийстве, сводничестве, злоупотреблении властью, взяточничестве, незаконных арестах, изготовлении и продаже поддельных документов, печатей, марок и бланков, а также в хищении, которые в совокупности тянули на 25 лет в тюрьме (2). В марте 2002 г. был также уволен глава Пограничной службы генерал-майор Тиркиш Тирмиев. В мае 2002 г. - заместитель премьер-министра Туркменистана, курировавший финансовый сектор, и глава Центрального банка (Сейтбай Кандымов). Против последнего, согласно правительственной газете "Нейтральный Туркменистан", выдвинуто множество уголовных обвинений, в числе которых - и обвинение в "нескромности" (3). Ниязов также обнародовал свои планы довести численность национальных сил безопасности до 5000 человек в ходе реорганизации, которая не только расширит их полномочия, но и, по сталинской методике, сделает положение нынешних ответственных чиновников более неустойчивым.
В вопросах политической и экономической реформы правительство Туркменистана остается практически несгибаемо. Более того, тем, кто официально выступил против него, как, например, бывший министр иностранных дел Борис Шихмурадов, который в октябре 2001 г. оставил свой пост посла Туркменистана в Китае, пришлось заплатить тяжкую цену. Уйдя в оппозицию, Шихмурадов сформировал политическую партию - Народно-демократическое движение Туркменистана, у которой есть очень активный оппозиционный интернет-сайт (4). Представляется, что эта оппозиционная группа обладает значительно большей энергией (а, соответственно, и потенциалом), чем предшествовавшие ей оппозиционные группы в Туркменистане, - небольшая группа демократически настроенных активистов, известная как "Свобода", организованная в годы горбачевской перестройки, а также Объединенная туркменская оппозиция, созданная в России первым министром иностранных дел Туркменистана Абды Кулиевым и бывшим министром нефтегазовой промышленности Назаром Суюновым. В то время как эти две последние группы не смогли заручиться поддержкой среди правящей элиты Туркменистана, к движению Шихмурадова сегодня принадлежат бывшие послы в Турции и Объединенных Арабских Эмиратах, бывший заместитель премьер-министра, а также человек, ранее занимавший второе по рангу место в посольстве Туркменистана в США.
Тревожные тенденции имеются и в Кыргызстане, хотя президент страны Акаев и обещал, что уйдет по истечении своего срока. Несмотря на это, диапазон разрешенной политической деятельности в обеих странах сужается. Судебный процесс над депутатом кыргызского парламента - Азимбеком Бекназаровым в марте 2002 г. сопровождался мирными демонстрациями в его родном городе Джалал-Абаде, которые были разогнаны силами милиции, что обернулось гибелью семи демонстрантов. За месяц до того участник другой демонстрации умер от инсульта во время голодовки. Президент Акаев почти незамедлительно уволил главу районной администрации Шермамата Осмонова, в чьем ведении находилась деревня Аксу, где проходили демонстрации, несмотря на неоднократные протесты Государственного секретаря Осмонакуна Ибраимова, на котором - так же как и на министре внутренних дел (только что назначенном Темирбеке Акматалиеве) - лежала ответственность за применение милицией оружия в целях самообороны.
Под давлением международной общественности суд грозит и сотрудникам милиции. Официальной операцией прикрытия отдает арест в январе 2002 г. Бекназарова, которому было предъявлено обвинение в превышении полномочий, имевшем место семь лет назад в бытность следователем областной прокуратуры Токтогула, Бекназаров, занимавший пост председателя комитета по судебным и правовым делам Жогорку Кенеш (Законодательного собрания Кыргызстана), весьма активно выступал против решения правительства Акаева, в рамках которого Кыргызстан уступил китайцам 125 000 гектаров спорной территории, и призывал к импичменту Акаева (5).
Несмотря на давление на Кыргызстан со стороны различных стран ОБСЕ, требовавших, чтобы президент Акаев помиловал или каким-то иным способом выпустил на свободу своего бывшего мэра столицы, а ранее министра национальной безопасности генерала Феликса Кулиева, произошло прямо противоположное. Кулиев, семья которого в настоящее время проживает в изгнании, в мае 2002 г. был осужден по трем отдельным обвинениям в хищении и приговорен к отбытию нового 10-летнего срока одновременно с отбытием предыдущего семилетнего срока, за превышение должностных полномочий (6). Кулиеву также запрещено после освобождения занимать государственные должности.
Несмотря на то, что президент Казахстана Нурсултан Назарбаев продолжает на словах активно выступать за необходимость демократизации в Казахстане, действия казахского президента и высшего руководства страны не свидетельствуют об их серьезной приверженности демократическим реформам.
В ноябре группа ведущих реформаторов вышла из правительства и создала политической движение под названием "Демократический выбор". Одним из поводов к разрыву послужила перебранка с президентом по поводу роли одного из его зятьев -Рахата Алиева. Самого Алиева выжили, и он потерял значительную часть своих прежних владений. Деятельность его медиа-холдингов "Каравана" и Казахского коммерческого телевидения (находившихся в собственности Алма-Медиа) была приостановлена, а главный редактор первого (Александр Шухов) допрашивался милицией Алма-Аты.
Само движение "демократический выбор" оказалось относительно недолговечным, так как двое из его создателей - Мухтар Аблязов и Галымжан Жакиянов (в прошлом аким из Павлодарской области) - были арестованы по обвинению в различных должностных преступлениях. Два других организатора (бывший первый заместитель премьер-министра Ураз Жандосов (7) и Алихан Бейманов создали партию "Ак Жол" ("Белый путь")), но ей еще предстоит зарекомендовать себя в качестве надежной и независимой оппозиционной силы.
Хотя эти события сами по себе не меняют облик политической власти в данном регионе, они показывают, что союз с США не оказал особого воздействия на его лидеров, которые по-прежнему не чувствуют необходимости проведения в своих странах демократических реформ. Частично это объясняется характерным для них ощущением того, что им все сойдет с рук - что никакие их действия не будут иметь последствий как дома, так и за рубежом. В отношении последнего они, вероятно, и правы: международное сообщество может спокойно оставаться в стороне, позволяя этим людям делать все, что им заблагорассудится в условиях, когда сегодняшние приоритеты США находятся совсем в иной сфере. Однако бездействие на международной арене отнюдь не гарантия бесконечной покорности на местах.
Лидерам центрально-азиатских стран присущ ряд весьма ложных представлений относительно бесконечного долготерпения их обществ. Шесть из них достойны рассмотрения.
Посылка первая: Независимость сама по себе является политическим решением.
На самом деле независимость - всего лишь изменение юридического статуса, хотя и весьма решительное - в особенности для правящей элиты. В то время как обретение независимости способно на вечные времена облагодетельствовать правящие классы, со временем массы могут начать рассматривать независимость как некий трюк. В отсутствие институционального развития, перемены в их жизни коснулись лишь психологического статуса и связанных с ним эфемерных преимуществ. Но со временем психологическое ощущение наделения властью ослабевает. Живущим в стране необходимо чувствовать какую-то заинтересованность в ее будущем, а в отсутствии ее - какую-то надежду на будущее для себя или своих детей.
Но для правителей и управляемых отсчет времени идет по-разному. Большинству людей нужна надежда на то, что обстоятельства улучшатся либо при их жизни, либо для их детей. Рожденные в Советском Союзе воспитывались на скудной диете "отложенного вознаграждения", а независимость обернулась всего лишь новым обличьем старого скудного рациона. Появившимся на свет позднее, вероятно, будет свойственно еще меньшее терпение.
Страны Центральной Азии будут не первыми, на чью долю выпадет государственный развал в качестве стадии в процессе государственного строительства. Мир знает немало неудавшихся государств, в особенности в Африке, которые сохранили независимость де-юре, но представляют собой беззаконные или хаотические общества, где царят анархия или гражданские беспорядки. Процесс деколонизации в Центральной Азии все более напоминает то, что произошло в отдельных частях Африки ниже Сахары, где на протяжении последних сорока лет целый ряд государств опускались все ниже и ниже уровня развития, на котором они и их население находились на момент обретения независимости либо в последующее после него первое десятилетие.
Посылка вторая: Политической преемственностью можно успешно манипулировать.
В последние несколько лет лидеры региона начали стареть, и в некоторых случаях их физическая немощь стала заметна, однако процесс институционального развития еще более замедлился.
Некоторые ободряющие признаки заметны в Кыргызстане, и в случае их развития они окажут гигантское влияние на весь регион. Президент Аскар Акаев уже дает понять, что не планирует добиваться дальнейших конституционных изменений, которые бы позволили ему продолжать выставлять свою кандидатуру на выборах. Однако его критики утверждают, что это уловка, нацеленная на умиротворение западной общественности. Единственное, чем Акаев мог бы убедить наблюдателей в своей искренности, - это предпринять решительные шаги по либерализации политического процесса и созданию новых институтов для пополнения элиты страны.
Положительный резонанс имели бы планы передачи как можно большей доли власти всенародно избранным органам местного управления. Это дало бы Кыргызстану громадные преимущества, создав по всей стране новые области конкуренции, тем самым, снизив аппетиты центрального правительства. А также послужило бы образцом и потенциальным ускорителем реформ во всем регионе.
В то же время, в регионе с большим интересом отслеживают попытки президента Гейдара Алиева добиться назначения его сына Ильхама в качестве наследника. Многие в Кыргызстане считают, что президент Акаев также попытается организовать переход власти к одному из своих детей, в особенности в том случае, если этого будет в Казахстане с успехом добиваться его дальний родственник Нурсултан Назарбаев. Ходят слухи, что Акаев готовит на эту роль своего юного сына Айдана, получившего образование в США. Попытки установления некоего современного варианта передачи власти по наследству становятся весьма опасны.
На протяжении последних пяти лет лидеры Центральной Азии лелеяли свою философию, согласно которой "победитель забирает все". Но государства, которыми они правят, не просты. Значительная часть их населения не желает мириться с потерей привычных льгот. Там также полно бывших "хозяев земли", привыкших к учету своих интересов. В Центральной Азии немало представителей бывшей элиты из вышедших из фавора кланов и семей, которые бездействуют в ожидании возможности захватить побольше экономической и политической власти. В отсутствие институтов, призванных обеспечить мирную передачу власти, их надежды не имеют под собой никакой основы.
Посылка третья: Развитие демократии не пользуется народной поддержкой.
В истории любого народа нетрудно отыскать антидемократические или авторитарные страницы, и история народов Центральной Азии в этом далеко не исключение. Но утверждение, будто одни народы более подходят для демократии, чем другие, - расизм.
Повсеместно в Центральной Азии имеется решительное меньшинство, жаждущее увидеть движение в сторону демократии. Нигде это не проявляется так, как в Кыргызстане, где неформальное политическое движение значительно более утвердилось и широко рассредоточилось, чем где бы то ни было еще в регионе. Но из произошедшего в Туркменистане за последние восемь месяцев ясно, что ни одну из стран нельзя списывать. Это - урок, который нам следовало бы вынести из сравнительного успеха разделения власти в Таджикистане, который после нескольких лет гражданской войны переживает некоторое политическое и экономическое возрождение.
Посылка четвертая: Этнический национализм может быть источником патриотизма.
Все государства региона пытаются использовать методы социальной инженерии советского разлива для создания новых политических сообществ, в которых доставшиеся от советской эпохи этнические деления используются в качестве составляющих нового политического консенсуса. Если в Кыргызстане эти усилия направлены больше на поощрение терпимости в отношении этнических меньшинств, то в других республиках, как, например, в Узбекистане, предпринимаются попытки представить этнонационализм в качестве гражданского патриотизма.
Для большинства жителей Центральной Азии трактовка национализма и этнической идентичности до сих пор определяется восходящими к сталинской эпохе общественными границами, когда советское население состояло из свыше сотни этнических сообществ, правовое положение каждого из которых определялось его численностью, историей, экономическими возможностями и местом жительства. Во всех республиках Центральной Азии обретение независимости дало титульной национальности все возрастающее осознание усиления политических возможностей своей этнической группы. Однако это осознание далеко не всегда оборачивается политической лояльностью - частично в силу того, что государство настолько слабо идет навстречу народным ожиданиям в социальной сфере.
За последнее десятилетие значительная часть трудоспособного русского населения покинула регион (правда, некоторые уже вернулись обратно), и большинство объясняет свой отъезд скорее экономическими, чем политическими причинами. Решение покинуть этот регион на самом деле вполне рационально. Этнические русские поняли ограниченность своих возможностей в будущем. Это относится и к Казахстану, где судьба русского языка отличается от судьбы русской национальной группы, что напоминает ситуацию в пост-колониальных Индии и Пакистане, где английский язык оставался основным языком в течение длительного времени после ухода самих англичан.
Но проблема "заброшенных" соотечественников все еще достаточно остра и в Кыргызстане, где узбеки составляют самую многочисленную группу сторонников национального единства, которая, с одной стороны, далеко не молчит, но, с другой, пока не очень возбуждена. Узбеки Кыргызстана действительно ощущают себя гражданами второго сорта, но одновременно явно осознают, что имеют намного большие экономические и политические возможности, чем их сородичи в Узбекистане.
В то же время процесс пост-колониальной социальной перестройки уже начался, хотя, как и в советские времена, национальность по-прежнему фиксируется в паспортах и большинстве других официальных документов. Ассимиляция уже развивается среди тех, кто обречен на маргинальное положение по отношению к титульной национальности. Речь идет о выходцах из этнически смешанных семей, либо принадлежащих к суб-этническим группам, проживающим на территории различных национальных сообществ, как, например, кипчаки - племенная группа, встречающаяся и в Казахстане, и в Кыргызстане, и в Узбекистане.
Во всех республиках одновременно с процессом консолидации ведущих наций идет размежевание. Оба эти процесса часто встречаются в одной и той же стране, где в некоторых местах новые группы начинают идентифицировать себя с ведущей нацией, в то время как в других идет усиление более узкого - субэтнического самосознания - на уровне клана, жуза или какой-либо местности. Во многих случаях все еще не ясно, какие же политические тенденции возьмут верх - центробежные или центростремительные. Фрагментация этнического самосознания, при наличии соответствующих предпосылок, вполне может привести к подрыву государственности.
Посылка пятая: Ислам в своей основе опасен, и его следует сдерживать.
В отсутствие гражданского общества не так то много светских политических институтов, вокруг которых могла бы консолидироваться оппозиция. Ислам, и, в особенности, его мечети и медресе, становятся все большими центрами притяжения для этнических кыргызов и узбеков, и массовый доступ к ним очень трудно ограничить. В силу этого пропаганда ислама может играть на руку как сторонникам правящего режима, так и его противникам. Все зависит от правил игры, а они все еще не установились.
Связанные с исламом проблемы до сих пор наиболее остры в Узбекистане. Во многих районах страны ислам особенно глубоко укоренен, а соперничество между исламскими фундаменталистами, модернистами и консерваторами имеет давние корни. Все эти три традиции устояли перед превратностями советского правления. Некоторые из сегодняшних радикальных групп своими корнями уходят к антироссийскому восстанию 1898 г., а некоторые их лидеры даже были учениками "божьего человека", который в детстве был свидетелем восстания и, к неудовольствию советских властей, дожил до глубокой старости. Через Ферганскую долину этот религиозный подъем легко проникает в Кыргызстан. Повсеместно власти региона ошибочно считают, что государство может регулировать религиозные дела - равно как и развитие ислама, и что оно достаточно компетентно, чтобы воздействовать на социальную эволюцию общества.
Элита Центральной Азии, разумеется, в принципе не против ислама, но она весьма настороженно относится к возрожденческому или фундаменталистскому исламу, к людям, стремящимся жить "в точном соответствии с учением". Они стремятся сохранить свои республики как светские государства и не допустить того, чтобы нетерпимые мусульмане навязали своим собратьям по вере огосударствление отправления религиозного культа. Даже в Кыргызстане светские институты испытывают на себе сильное давление в пользу соблюдения религиозных заповедей.
Соотношение религии с массовыми верованиями значительно сложнее и взаимосвязаннее, чем в этом отдают себе отчет региональные лидеры. Хотя правительства Центральной Азии не имеют возможности регулировать религиозные верования масс, они могут влиять на ход социальных процессов. Но, пытаясь это делать, могут невольно породить социальный взрыв.
Заключение
Именно в силу этого властям республик Центральной Азии следует еще раз расширить политическую сферу, доступную большинству простых граждан, чтобы предоставить им различные светские альтернативы. Без этого они лишены предохранительного клапана, чтобы стравливать накапливающееся социальное давление.
Но сама по себе политическая либерализация не является ответом. Необходимо и непосредственно что-то делать с котлом накопившегося в регионе социального давления. Для этого нужны программы, направленные на эффективную борьбу с царящей в регионе нищетой, национальные экономические проекты, а также усилия, направленные на реализацию возможностей центрально-азиатского регионального рынка. Более того, в ходе экономических реформ возникнут новые - и более настойчивые - группы, требующие распространения принципов правового государства и на политическую сферу, а также общественная база поддержки, необходимая для устойчивого развития политической демократии в долгосрочной перспективе.
